Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том второй - Пётр Фёдорович Алёшкин

старый разбойничий порядок, при котором труд народа будет порабощен, бедствия его возрастут, неволя закрепится, права упадут»[331]. В противовес утверждениям Троцкого, Аршинов обвинял коммунистическую власть в порождении самого явления григорьевщины. Суть его рассуждений сводилась к следующему. Большевики установили диктатуру своей партии, как партии государственной, для управления народом. В результате создалась ситуация, в которой трудовой народ попал под надзор и управление органов власти, чуждых трудящимся, применявших методы произвола и насилия. Диктатура партии коммунистов-большевиков породила в народной массе озлобление, протест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался в своей авантюре Григорьев. Григорьев – предатель революции и враг народа, но именно партия коммунистов-большевиков своей безответственной диктатурой создала в массах озлобление, которым он воспользовался (аналогично данным обстоятельством может воспользоваться другой авантюрист). Обличая в предательстве Григорьева, Аршинов одновременно настаивал на обвинении коммунистической партии за появление григорьевского движения[332]. Махно выступал против антисемитизма: одной из причин убийства окружением Махно атамана Григорьева явились антисемитские погромы. Крестьянский атаман боролся также с националистами—самостийниками: он усвоил анархистское отрицание национальности как таковой и сплочение трудящихся на интернациональной основе.

Беспочвенны также попытки провести аналогию григорьевщины с мятежным выступлением в августе—сентябре 1919 г. комбрига Донского казачьего корпуса Филиппа Кузьмича Миронова, который предпринял поход из Саранска с отрядом численностью менее кавалерийского полка в расположение Южного фронта на борьбу с Деникиным (самовольный поступок Миронова являлся грубейшим нарушением воинской дисциплины в условиях военного времени). Авторство данной пропагандистской кампании опять же принадлежит председателю РВСР Троцкому, создавшему мифы об «известном полковнике Миронове» и «мироновщине». В газете «Правда» 21 сентября 1919 г. была опубликована статья Троцкого «Уроки мироновщины». «Полковник Миронов», по пропагандистской легенде Троцкого, совершил преступление: якобы установив тайные связи с Деникиным, поднял восстание против Советской власти. Мотивация его поступков объяснялась желанием стать донским наказным атаманом. Григорьев и Миронов, утверждал Троцкий, похожи как родные братья. Однако мятежное выступление Миронова не было по содержанию и форме антисоветским восстанием, подобным Григорьеву. Оно продемонстрировало неподчинение партийному руководству, создав прецедент крупного мятежа в регулярной части Красной Армии.

Стратегические последствия восстания Григорьева отразились на положении красного Южного фронта. Советское военное командование рассчитывало к июню 1919 г. перебросить с Украинского фронта на Южный фронт дополнительно до 30 тыс. штыков, 3 тыс. сабель и 60 орудий[333]. Однако восстание Григорьева вывело из строя Украинского фронта основную часть этих сил, значительная часть была брошена на подавление восстания Григорьева. Последствием восстания стало упразднение относительной военной автономии Советской Украины. В июне 1919 г. был ликвидирован Украинский фронт, отстранены командующий фронтом В. А. Антонов—Овсеенко и член РВС фронта Е. А. Щаденко, командующие трех украинских советских армий – С. К. Мацилевский, А. Е. Скачко, Н. А. Худяков. Все три украинские советские армии были переформированы в обычные номерные стрелковые дивизии. Против повстанцев Григорьева большевики бросили все резервы, собранные не только для борьбы с Деникиным, но и для красного похода в Румынию и Венгрию. Плану прорыва с Востока навстречу красным венграм, словакам и немцам не суждено было сбыться.

Безосновательны попытки объединить в рамках единого протестного движения махновщину не только с григорьевщиной, но особенно с петлюровщиной в некую «народную войну», единое «украинское народно-повстанческое движение». Дело не в территориальном различии (Левобережная Украина и Правобережная Украина), а в принципиальном содержательном отличии социального крестьянского движения (махновщина) от националистического движения под флагом украинской «независимости» и «самостийности» (петлюровщина).

В современных средствах информации повстанчество в Советской Украине в 1918—1922 гг. нередко неправдоподобно называется «едва ли не самой многочисленной силой в Гражданской войне». Приводятся следующие цифры: осенью 1918 г. украинское повстанчество составляло военную силу в количестве до 70 тыс. человек, а к ноябрю 1919 г. – уже 100 тыс. повстанцев. В 1920 г. и до осени 1921 г. украинское повстанческое движение насчитывало около от 40 тыс. до 50 тыс. штыков и сабель, примерно 25 тыс. повстанцев (в основном на Правобережье; по подсчетам автора диссертации, на указанных территориях насчитывалось 94 «атамана») объединялись под «самостийными» лозунгами. В 1921 г. украинское повстанчество резко сократилось, а к осени 1922 г. оно осталось в виде мелких отрядов общей численностью не более 2 тыс. человек[334]. Подобная информация создает иллюзию общеукраинского «народно-повстанческого движения».

Однако попытка создания нового мифа о едином повстанческом движении в Советской Украине не имеет оснований. Для обоснования данного положения следует обратиться к оценке ситуации в украинском повстанчестве, высказанной непосредственным участником событий тех лет, идеологом и историком махновщины П. А. Аршиновым. В своей книге, вышедшей в 1923 г. в Берлине[335], Аршинов акцентировал принципиальное различие махновщины и петлюровщины. По его оценке, махновщина и петлюровщина – «крайне отличные» силы, между которыми сложились непримиримо враждебные отношения. В повстанчестве Украины махновщина характеризовалась как «революционное повстанчество», выражавшее интересы «революционного народа». В западной же и северо-западной части Украины повстанчество попало под влияние петлюровщины, олицетворяемой с «чуждыми и враждебными» элементами для украинского повстанчества: под национальным стягом выражались интересы местной либеральной буржуазии. Аршинов утверждал: петлюровщина – не социальное движение: оно «нисколько не является социальным», а исключительно политическим и националистическим. Обещания его руководителей улучшить социальную жизнь трудящихся отражали дань революционному времени. В результате повстанческое движение крестьян Киевской, Волынской, Подольской, части Полтавской губерний, отмечал Аршинов, оказалось под руководством «врагов труда» и стало «слепым орудием в их руках»[336]. Идея «самостийнической государственности» петлюровщины выражала суть националистического движения украинской буржуазии, которая стремилась утвердить в стране свое политическое и экономическое господство, чтобы осуществить национальное отделение и создание независимого украинского государства. Однако, по оценке Аршинова, идея «буржуазной самостийности», «буржуазного единства нации» не получила поддержки в «революционном народе». По его образному определению, «народная революция» сожгла эту «ложную идею»[337]. Характеристика различий махновщины и петлюровщины, предложенная П. А. Аршиновым, представляется обоснованной. Как свидетельствуют архивные документы, для махновщины Петлюра, гетман, Деникин, Врангель воспринимались как враги в одинаковой степени[338]. Сам Махно открыто заявлял о необходимости вооруженной борьбы с петлюровщиной[339]. Принципиальное различие махновщины и петлюровщины проявлялось в самом понимании и отношении к государственности.

В 1919 г. петлюровское повстанческое движение, чтобы привлечь правобережное крестьянство, часто выступало с «советскими» лозунгами: власть трудовому народу, селянству и работникам. Одновременно эти лозунги окрашивались националистическими оттенками. Так, в одном из обращений петлюровцев к крестьянам в апреле 1919 г. говорилось: «вы хотите, чтобы с вашего двора последнюю корову увели и направили в Москву?», содержались призывы «на границах с Москвой… задержать шайки грабителей – китайцев, мадьяр и латышей, которых наняли за очень большие деньги московские комиссары Ленин и Троцкий вместе со своим союзом… Они, подобно воронью, двинули на наши украинские земли, грабят лошадей, свиней, хлеб и все увозят в Москву, не заплатив нам…»[340]. В середине 1920 г. петлюровское руководство отказалось от прежних «советских» декораций. В петлюровской газете «Украина» 2 октября 1920 г. было опубликовано заявление ряда атаманов (Зеленый, Тютюнник и др.), в котором объявлялось об отказе от первоначальных повстанческих лозунгов и ориентации на борьбу с врагами украинской государственности, социальной и экономической независимости Украины. Эмигрантские лидеры осуществляли руководство петлюровским движением из-за рубежа, с территории Польши. Олицетворением петлюровщины являлась Холодноярская «республика» в 1918 – 1922 г. на территории Черкасского уезда. Суть «самостийного» оплота петлюровской Директории и Украинской Народной Республики выражалась в надписи на знамени: «Воля Украины или смерть». С подобными лозунгами махновщина вела непримиримую войну.

В августе 1921 г. Всеукраинская Чрезвычайная комиссия объявила о ликвидации петлюровского Цупкома (Всеукраинского центрального повстанческого комитета), находившегося в лесах Холодного Яра. На территории Украины органами ВУЧК была ликвидирована сеть местных повстанкомов. Попытки петлюровского эмигрантского центрального штаба поднять на территории Советской Украины осенью 1921 г. «общее восстание» закончились провалом. Советские кавалерийские части 17 ноября 1921 г. разгромили основные силы петлюровских атаманов Тютюнника и Палия-Черного, которые перешли через советскую границу с целью вовлечь крестьянство в антисоветское восстание. Однако крестьянство не поддержало «тютюнниковский рейд».

Создателем очередного идеологического мифа об общности махновщины и петлюровщины являлся опять же Л. Д. Троцкий. В воззвании от 10 октября 1920 г. «Что означает переход Махно на сторону Советской власти?» Троцкий объявил: